Знаете ли вы, кого называл Чехов “Крокодил души моей”
Врачи рекомендовали А. Чехову, жившему в Москве, сменить обстановку и, что самое главное, — климат. Прохладная и влажная погода не подходила ему. Поэтому он переехал в Ялту, для которой характерен более мягкий климат. Это привело к тому, что Ольга Леонардовна и Антон Павлович общались преимущественно через письма.
Но не стоит полагать, что Антон Павлович общался с ней исключительно нежными и ласковыми фразами. Он был любителем ярких и острых фраз. Одним из многих прозвищ, которыми писатель наградил свою жену, было Крокодил души моей. Это далеко не единственное прозвище, которое можно найти в чеховских письмах, но одно из самых острых.
Сегодня людям, воспитанным на веселых и приятных комедиях, это кажется странным или даже грубым. Однако всегда отношения между близкими людьми отличаются особыми условностями. И то, как Чехов называл свою жену, ею самой воспринималось вполне нормально.
Их письма друг другу полны искренней любви и юмора, непосредственны и живы и полны заботы друг о друге.
В письмах Чехов придумывает для жены множество забавных милых прозвищ и обращений, иногда понятных только им двоим: «милюся моя Оля», славная моя актрисочка, собака моя, «милая моя конопляночка», «дуся моя бесподобная, балбесик мой», «милая, славная, добрая, умная жена моя, светик мой».
В другом письме он просит: «Дуся моя, ангел, собака моя, голубчик, умоляю тебя, верь, что я тебя люблю, глубоко люблю; не забывай же меня, пиши и думай обо мне почаще. Что бы ни случилось, хотя бы ты вдруг превратилась в старуху, я все-таки любил бы тебя — за твою душу, за нрав. Пиши мне, песик мой! Береги свое здоровье. Если заболеешь, не дай бог, то бросай все и приезжай в Ялту, я здесь буду ухаживать за тобой. Не утомляйся, деточка»
В ответных письмах мужу Ольга Книппер была не менее нежна: «Антонка, родной мой», «…Как это я тебя не поцеловала в последний раз? Глупо, но меня это мучает», «Дорогой мой Антончик, как мне тебя не хватает! Я с тобой спокойнее и лучше. Я люблю чувствовать твою любовь, видеть твои чудные глаза, твое мягкое, доброе лицо».
«Голубчик мой, дуся моя, опять ты уехал… Я одна, сижу в спальной и строчу. Все тихо. Ты, верно, около Орла или уже в нем. Мне так многое хотелось бы тебе сказать, и чувствую, что ничего не напишу толком, как-то дико сразу писать, а не говорить. Отвыкла. У меня так врезалось в памяти твое чудное лицо в окне вагона! Такое красивое, мягкое, изящное, красивое чем-то внутренним, точно то сияет в тебе. Мне так хочется говорить тебе все самое хорошее, самое красивое, самое любовное. Мне больно за каждую неприятную минуту, которую я доставила тебе, дорогой мой.
Целую тебя. Как ты едешь? Что думаешь? Кушал ли? Спишь теперь, верно. Скоро час. В спальной пахнет вкусно тобой. Я полежала на твоей подушке и поплакала. Перестелила свои простыни на твою кровать и буду спать на твоей; моя с провалом…» — писала О.Книппер.